газ. «Время Новгородское»
l8.07.2Q02; №29 (77)
Я совсем другой
Каганович
ФАМИЛИЯ - КАГАНОВИЧ.
РОДИЛСЯ В 1916 ГОДУ.
Нельзя было не
ухватиться за такие анкетные данные нашего читателя, приславшего письмо, чтобы
поучаствовать в розыгрыше призов подписчиков «ВН»...
«Я совсем другой
Каганович», - так всю жизнь отшучивался новгородец Лев Авнерович на вопрос о родстве со сталинским соратником
Лев Авнерович долго отказывается от встречи: "Не такая уж у
меня редкая фамилия, никакого родства с тем Кагановичем, и рядовая биография -
как у всякого советского человека того периода". Но не может быть обычной
судьба человека, родившегося за год до революции, имеющего 65 лет трудового
стажа, пережившего войну, ташкентское землетрясение и начавшееся с
перестройкой вытеснение всех русскоязычных из Средней Азии.
...На пороге квартиры, похожей на библиотеку (книжные полки в
прихожей начинаются, кажется, прямо от входной двери), меня встречают
темноволосая женщина - Софья Львовна, дочь хозяина дома, и сам Лев Авнерович. У
него живой приветливый взгляд. И одна небольшая просьба перед началом беседы:
слышать в последнее время стал неважно, все-таки 86 лет, потому говорите
громче.
КАК СУДЬБЫ ЛОЖИЛАСЬ
КАРТА
Украинский городок, где родился Лев Каганович, назывался Сновск (позже ему дали имя красного командира Щорса). Там,
на Черниговщине и прошли его детские годы. Отца он
лишился рано, в 1924 году - в те голодные времена учитель Авнер
Каганович отправился на поиски продовольствия для семьи, и на поезд, в котором
он ехал, налетели бандиты. Как рассказывали потом родственники, Авнера хотели расстрелять, он бежал, прятался в болоте и
вскоре от простуды или от полученных переживаний умер, оставив восьмилетнего
сына и жену.
Лева закончил семилетку, поступил в ФЗУ, получив специальности
строгальщика по металлу, токаря. Работал. Потом был рабфак, а в 1937 году Лев
Каганович поступает в Московский институт инженеров геодезии, аэрофотосъемки и
картографии.
Хотел попасть на оптико-механический факультет, но там не было
общежития. Предложили картографический. Так Лев Каганович выбрал профессию,
которая на пятьдесят с лишним лет стала его судьбой.
37-й год, когда Лев стал студентом, печально известен в
российской истории. Одним из наиболее активных организаторов массовых
репрессий был, как теперь выяснилось, тот Каганович, Лазарь Моисеевич, что
входил в ближайшее окружение Сталина.
- Мне повезло: никто из моих родственников и родственников жены
не был репрессирован, - говорит Лев Авнерович. - Тот Каганович мне не мешал.
В институте ни своей фамилии, ни своей национальности
я не замечал: был секретарем комитета комсомола факультета, института.
До революции, добавляет он, в Межевой институт (так тогда
называлось это учебное заведение) евреев не принимали. Но в 30-е годы таких
ограничений уже не было.
Что же касается фамилии, то она, как говорят отец и дочь
Кагановичи, довольно распространенная: Лев Авнерович встречал однофамильцев и
на Львовщине, и в Ташкенте в доме напротив тоже жили
какие-то Кагановичи.
Конечно, были любопытствующие (вроде нас), которые допытывались:
а не родственники ли вы с Лазарем Моисеевичем?
Кагановичи всегда, если позволяла ситуация, отшучивались в ответ: нет, даже не
однофамильцы.
ВОЙНА
Война застала студента-геодезиста на границе, подо
Львовом - туда он был отправлен на изыскания площадок для аэродромов, а после
начала строительства оставлен как старший инженер-геодезист объекта. Это была
уже не первая командировка на такие работы - после присоединения западных
областей Украины и Белоруссии на границе активно строились аэродромные площадки,
и студенты старших курсов института геодезии и картографии подолгу работали
на изысканиях и строительстве, специалистов не хватало. В 1939 году Лев
Каганович несколько месяцев проводил топографическую разведку под Брестом, а
в сорок первом оказался в Закарпатье.
...На выходные Лев с друзьями поехал во Львов. Утром 22 июня он
проснулся в гостинице от какого-то непонятного гула, хлопков. Вышел из
номера: война! В небе над городом уже вовсю
курсировали немецкие самолеты. Одна из бомб попала в трамвай на центральной
улице.
Аэродромная машина куда-то ушла, и юноша на попутке срочно поехал
на стройку: предстояла эвакуация. Лев Авнерович вспоминает, как выезжавшие
советские машины обстреливались с балконов и чердаков - во
Львове жило много людей, настроенных недружественно к СССР и недовольных недавним
присоединением.
- Я ведь не случайно был оставлен на строительстве аэродрома, -
вспоминает Лев Авнерович. - Там были уже два инженера-геодезиста из местных, но
им не доверяли. И, похоже, не зря: уже в первое военное утро аэродром бомбили.
Три бомбы были сброшены на взлетную полосу и одна - в то место, где по проекту
предусматривалось бомбохранилище.
По возвращении в институт, в августе сорок первого, Каганович
был призван в армию. В тяжелые для столицы октябрьские дни он стал в число
защитников Москвы. Занимался своим делом - корректировкой карт мест боевых
действий.
В том же сорок первом получил направление в Военно-инженерную
академию. Первоначально предполагался сокращенный шестимесячный курс, но
после того, как немцы были отброшены от Москвы, Генштаб решил дать курсантам
полное образование, рассудив, что специалисты-геодезисты будут нужны и позже.
После выпуска в 1943 году военный инженер-геодезист Лев
Каганович был направлен в Туркестанский военный округ. И "задержался"
в Средней Азии на пять десятков лет.
- Во время войны наши войска стояли в Иране, Афганистане. Карт
этих стран тогда еще не существовало, и наша военно-картографическая фабрика
занималась их созданием, -
рассказывает Лев Авнерович. - Делали карты и на театр военных действий в Европе.
В тех местах, что знакомы были по картам, побывать ему все-таки
довелось.
- В Иране был - непродолжительный срок, - уклончиво говорит
подполковник Каганович.
В военные годы Лев Авнерович встретил свою
"половинку", Мирру Марковну Саксонову. Симпатичная девушка помогала
ему искать квартиру в наполненном эвакуированными людьми городе, и мимолетное
то знакомство стало началом прочного, 56 лет длившегося союза.
ТАШКЕНТСКИЕ ПОЛВЕКА
В столице Узбекистана Кагановичи прожили полвека. Там родились их
дочь и внучка. Там были любимая работа и друзья. Он прослужил в военно-картографической
части до семьдесят второго года. И еще двадцать четыре года после
демобилизации работал в той же части по специальности. Ушел на отдых только в
80 лет! Сослуживцы и подчиненные до сих пор шлют ему письма с благодарностью:
спасибо, что вы у нас были!
Мирра Марковна, филолог по образованию, кандидат филологических
наук, считалась одним из лучших преподавателей Ташкентского университета.
Дочь Софья, тоже филолог, после окончания Ленинградского университета работала
в институте республиканской Академии наук.
Там они пережили апрельское землетрясение 1966 года.
В
пять утра услышал странный гул, - вспоминает Лев Авнерович. - Я встал, чтобы
посмотреть, что это. От очередного подземного толчка проснулась жена, сразу
бросилась ко мне. Через несколько секунд как раз на ее подушку упала лепнина с
потолка.
Он просит дочь достать альбом, который был подготовлен военными
картографами вместе с обсерваторией, и показывает на карте-схеме центральный
кружок: вот здесь стоял их дом. Смеется: "Эпицентр землетрясения был
прямо под кроватью".
Жить пришлось в палатке, у друзей на подселении (пострадавших от
землетрясения подселяли к тем семьям, дома которых уцелели), позже получили
другую квартиру.
Они никогда и никуда не уехали бы из Ташкента. Но начавшееся в
конце восьмидесятых сокращение русскоязычных институтов и как следствие -
отсутствие перспектив работы для жены, дочки, образования для внучки, которая
тогда училась в девятом классе, - вынудили думать о переезде. Мы
даже предполагали уехать за границу, хоть и не хотелось, - рассказывает Софья
Львовна. - Просто здесь в России нас никто не ждал. Но
близкие друзья переехали в Новгород и предложили присоединиться к ним.
В Новгородском университете Софье Львовне Каганович пообещали
дать работу, предоставить возможность защитить уже готовую докторскую
диссертацию (в Ташкенте в то время защита на русском языке уже была невозможна)
- и семья решилась на переезд.
Самым сложным оказалось вывезти книги.
В семейной библиотеке - около 10 тысяч томов, вся русская классика, много книг
по литературоведению. Узбекские власти стали чинить препятствия. А на
монографию Софьи Львовны "Русский романтизм и Восток", которая была
издана республиканской Академией наук и легла потом в основу докторской
диссертации, прямо наложили запрет: "Это достояние республики".
Похоже на анекдот, но так было.
Правдами и неправдами книги вывезли, в том числе и монографию.
Частично и мебель. Радуются тому, что роскошную ташкентскую квартиру успели
продать так, что хватило купить жилье здесь. Многие их знакомые сейчас уже не
могут этого сделать и потому до сих пор только мечтают уехать из Узбекистана.
"БАМ"
КАГАНОВИЧА
Вот уж четыре года они живут в Новгороде. Мирры Марковны, к
сожалению, нет. Внучка Льва Авнеровича - студентка Санкт-Петербургского государственного
университета. Софья Львовна защитила докторскую диссертацию и работает в
Региональном центре развития образования. А Лев Авнерович тоже трудится - по
дому.
- Я всегда ходил на работу пешком, - смеется он в ответ на мой
вопрос о природе долгой работоспособности и сегодняшней бодрости. - Каждый
день - 2-3 километра. Часто выезжал с топографической службой военного округа
на инспектирование, а топограф - это ведь путешественник, пешеход.
И сейчас он ежедневно совершает пешие прогулки. Весело жмурится:
"Как все пенсионеры, хожу по трассе БАМ". На мое недоумение
поясняет: больница - аптека - магазин. Правда, первые два заведения не любит
и ходит туда не часто, а вот в универсам за продуктами - ежедневно, стараясь,
как поясняет, облегчить дочке домашние дела. Софья Львовна добавляет, что у
отца золотые мастеровые руки - совсем недавно перетянул кресло-качалку,
колесики к дивану только что приделал...
Кем или чем вы больше всего гордитесь? - цепляюсь за сказанное
я.
Дочкой, - отвечает он. И смеется хитро...
А про "того" Кагановича мы больше не вспоминали. Да и
Бог с ним!
Людмила СОКОЛОВА. Фото Сергея ФИЛИППОВА
